— Ух ты! Настоящая? — восхищается гость, увидев в зале на стене голову льва. — Где стянул?
— Сам добыл, — просто отвечает хозяин дома, Степан. Степан Митрофанович.
— Сам?! Льва?! Или только голову?.. Ты что, в Африке был?
— Да нет, здесь.
— Здесь?! Как? Ты что, смеёшься? В зоопарке?
— Да не шучу я. Здесь — в лесу у нас.
— Что, серьёзно?! Ну-ка, ну-ка, расскажи, что-то интересное.
— Да ну чё. Убил да убил.
— Не-е, ты расскажи. Страсть люблю охотничьи байки.
— Да ничё особенного…
— Да что ты! Льва здесь подстрелил -… «ничего особенного «. Конечно, чего уж тут такого, львы у нас на каждом дереве растут, пошел да сорвал… Давай-давай. Аля, Алёшка, ну пусть расскажет, — призвал гость в сообщники жену и сына Степановых.
— Да расскажи, чё ломаешься-то как пряник тульский, — сказала Алевтина.
— Не, ну чё… Пошли-мы, в общем, с Алёшкой вот, на охоту. За зайцами. Ну, всё нормально. Идём. Далеко уже зашли. Зайцев не видать, разбегаются где-то. Вдруг смотрим — птицы раскричались. Чё-то неладное. Только подумал — и тут она перед мордой. Морда. Вот эта. Метрах в десяти. Я-то сначала не понял, показалось медведь. Ещё успел смекнуть: «Не зайцев, так хоть медведя подстрелю». А потом догадался, — морда-то жёлтая, да больно лохматый. Трак-перетрак — лев! Я ж видел их по телику-то. Ё-ё. Враз мокрый стал. Вспотел весь, с головы до сапог…
— Откуда он взялся-то?
— А уж хрен его знает. Припёрся как-то. А Алёшка не испугался совсем. Я, вообще-то, тоже. Неожиданно просто… Стоит, смотрит на него спокойно. Шесть лет пацану было. И лев тоже. Сидит, облизывается, слюни пускает. Того и гляди — щас салфетку повяжет, вилку, нож достанет… Стою, молитвы шепчу. Натурально. Не знаю, не учил никогда, не слышал даже, а тут… А Алёшка меня за руку тянет, спрашивает:
— Папка, а если он сейчас слопает тебя или меня? Как я один домой-то пойду? Заблужусь ведь. Я говорю, — вспомнил, что у меня ружьё, — говорю твёрдо:
— Не заблудишься! Вон в ту сторону… Никого он не съест! Я ж его щас… Ружьём.
— А вдруг осечка? — спрашивает.
— А…у меня же нож же есть!
— А вдруг выронишь, или поломается? — не унимается, блинский. Нашёл время экзамены устраивать.
— Дак… Убежим! На дерево… А ты чё стоишь?! А ну лезь бегом!
— А если не успеешь, — говорит, — убежать?
— Я ему — не вытерпел уже! — Ты,- говорю, — не понял, — за кого болеешь? Ты, вообще, мой сын или его? Чё ты пристал? Чё я, со львом не справлюсь? А ну на дерево!
Он полез на ёлку. А я за сосну встал, толстую, приметился. А он, лев-то, лениво так поднялся, на сына посмотрел, и ко мне направляется. Добычу, блин, нашёл. Считает — царь зверей, так всё позволено. Ах ты, трак-перетрак, ни шиша, думаю, шиш ты угадал. И, не раздумывая, в грудь ему — бабах! — сразу с двух стволов. Он рыкнул, присел. Нет, встаёт, снова идёт. Я уже другими — бабах! Снова сел. Я, не дожидаясь, ещё парой — на!Сидит. Смотрю — осклабился, пасть закрывает-открывает, как будто воздуха мало. Я ещё, для верности, — ага!
Задрожал чего-то. Но сидит, зверюга. Тогда я последнюю пару — держи! Глядь, он весь затрясся, пасть раззявил. Захрипел. Потом на бок завалился и забился. Потом аж на спину перекатился. И ногами в воздухе трясёт — конвульсии начались. Потом лапы свернул, минуты три подергался и затих.
Степан замолчал, пожал плечами: мол, так вот и произошло всё.
— Ну а дальше чё не рассказываешь?- говорит жена.
Хозяин внимательно смотрел на свои тапочки. Глянул на жену.
— А чё? Ну… Алёшка потом слез, подошёл к нему. А я двинуться никак не могу, коленки всё ещё с напряжения трясутся. Кричит: «А у него крови нет.» — Я тоже заметил. Видать, с перепугу крякнул.
— Ага, с перепугу. Как ты не крякнул?! Со смеху — а не с перепугу. Ведь попасть не мог ни разу. — Видно, что Алевтина в продолжение рассказа ждала такого финала — как-то загадочно улыбалась всё.
А Степан именно этого и боялся.
— Опять ты! Тебя б туда! Руки-то дрожали, понятно! Чё, каждый день что-ли?..
— У-у, охотник! Не могу… Срамота. С испугу, ага… Тьфу ты.